Запорожцы пишут письмо турецкому султану. 1878-1891гг.

Над картиной из истории Запорожской Сечи, ставшей одной из самых значительных работ Ильи Репина, мастер работал около двенадцати лет (1878-1891). «В душе русского человека есть черта особого скрытого героизма, - писал Репин, приступая к «Запорожцам». – Это - внутри лежащая, глубокая страсть души, съедающая человека, его житейскую личность до самозабвения. Такого подвига никто не оценит: он лежит под спудом личности, он невидим. Но это - величайшая сила жизни, она двигает горами… Она не боится смерти». Засечной чертой, вырубкой лесной полосы, определялись когда-то границы России. К засекам, к сечам собирались беглые крепостные, записывались в казачество – в пограничное войско землепашцев. Была и Запорожская Сеча, на Днепре… Гоголь написал о сечевиках днепровского Запорожья своего «Тараса Бульбу»… Поводом для воплощения жизни казацкой вольницы стало легендарное письмо запорожцев турецкому султану. Разгневанный на казаков за истребление ими 15-тысячного войска, султан Мохаммед IV прислал запорожцам грозное письмо, повелевая добровольно сдаться. Запорожцы ответили дерзким письмом, бросив султану открытый вызов. «Письмо запорожцев султану было помещено Костомаровым в своей статье в «Вестнике Европы», если не ошибаюсь, в 1878 или 1879 г. в начале лета… - рассказывает Репин. – Хотя с детства было знакомо мне. В Малороссии у каждого пономаря есть список этого апокрифа… Лыцари стыдят султана за его не «деликатное» отношение к Сечи». «Никто не чувствовал так глубоко свободы, равенства и братства», - напишет Илья Ефимович Стасову, рассказывая о сечевиках.Илья Ефимович поставил второй датой на своем великом творении год 1891-й, когда впервые показал широкой публике картину. А первой датой, знаком начала, поставил год 1880-й, когда, проехав Сечь вместе с юным Серовым, увидел эту жизнь своими глазами. Хотя эскиз был выполнен за два года до этого, в Абрамцеве, когда Елизавета Григорьевна Мамонтова читала вслух аксаковскую «Семейную хронику». На «Запорожцев» художник затратил огромное количество энергии, любви и забот. «Я уже несколько лет пишу свою картину и, быть может, еще несколько лет посвящу ей, - говорил Репин, - а может случиться, что я закончу ее и через месяц. Одно только страшит меня: возможность смерти до окончания «Запорожцев». Сотни подготовительных этюдов, эскизов, рисунков, специальные поездки для изучения материала - все это говорит об одном основном чувстве, владевшем живописцем. Это чувство - любовь. И это состояние восторга, преклонения и любви художника к своим героям мгновенно передается зрителям. "Ну и народец же!!! Голова кругом идет от их шуму и гаму. С ними нельзя расстаться. Чертовский народ!" - писал Репин критику В.В.Стасову. Заканчивая холст, Репин писал своей ученице Е.Н. Званцевой: «Все время работал над «Запорожцами». Работал над общей гармонией картины, какой это труд! Надо каждое пятно, цвет, линия, - чтобы выражали вместе общее настроение сюжета и согласовались бы и характеризовали всякого субъекта в картине. Пришлось пожертвовать очень многим… Конечно, я не тронул главного». От каждого из холстов Репина восьмидесятых годов «шедевр шедевров» взял лучшее: прославленный свет; страсти, кипящие в сердце титана; скульптурность и объем в портретной живописи; динамику и экспрессию; человеческую массу в ее общем движении и жизнь личности рядом с другими; а главное – возможность передать миг исторического времени, благородную, высокую идею. Даже умные и тонкие люди считали «Запорожцев» своего рода «атласом смеха», «оргией гомерического хохота» и, говоря это, полагали, что делают комплимент автору. Картина впервые появилась перед публикой в залах Академии художеств, где 21 ноября 1891 года открылась персональная выставка двух прославленных выпускников, а ныне профессоров Академиb Ильи Ефимовича Репина и Ивана Ивановича Шишкина. Запорожцы» экспонировались вместе с более чем тридцатью этюдами для этого полотна. Только «Явление Христа народу» Александра Иванова имело за собой подобные этюдные штудии.Репин открыл зрителю все ходы своих размышлений, поиски композиции и ее глубины, варианты цвета, характеров, исторических деталей, предметов быта. Горизонт то поднимался, то опускался, возникал лагерь запорожцев, их боевой стан. Героев становилось все больше. Если бы Репин ввел в картину всех, кого имел ввиду, портретируя прототипы для «Запорожцев», его произведение как исторический роман должно было бы иметь продолжение. Запорожцы, товарищи, тесная в своем единстве богатырская застава. Вот они перед нами во всей своей красе и удали. Галерея типов, совершенно оригинальных, неподражаемых, легендарных. Можно часами разглядывать их лица - загорелые, обветренные степными ветрами, опаленные солнцем, дубленные невзгодами, изрубленные в жестоких схватках, но все же красивые, источающие силу, энергию, бьющую через край.Нужна отвага, удаль, уверенность в правоте своего дела, чтобы потешаться, вызывая на бой могущественного повелителя империи и стараясь оскорбить его так, чтобы смыть это оскорбление он хотел только кровью.Стихия народного характера, дух рыцарства и товарищества, удаль и сила раскрыты художником в картине убедительно и ярко. Нет, это не «оргия гомерического хохота». Иные серьезны или ироничны, а атаман Серко смотрит куда-то вдаль светлым, острым взглядом, будто видит перед собою картину грядущей битвы за Родину. А ведь бой был, и совсем недавно, - вот задумчиво стоит во втором ряду казак с окровавленной повязкой на голове. Ему холодно, может, из-за потери крови, накинул он черную бурку в солнечный теплый день. Дым бивуака застлал горизонт; казачьи пики упираются чуть ли не в небо; плечо к плечу, рука к руке, голова к голове сидят они, ясные и могучие «лыцари». Когда-то были у них разные дороги, а теперь только одна, общая: их ждет бой, и смеются они сейчас, зная, что мало кто вернется живым из грядущей битвы. Известны имена людей, черты которых увековечены на этом полотне: в образе писаря представлен историк Д.Эварницкий, Тараса Бульбы - профессор Петербургской консерватории А. Рубец, есаула - артист Д. Стравинский; в образе казака с повязкой на лбу можно узнать художника Н.Кузнецова, в образе Серко - генерала М.Драгомирова. Запорожец в высокой черной шапке писался с В.Тарновского, казак, опустивший кулак на спину соседа, - с художника Я.Ционглинского. Старинная одежда, вооружение, предметы быта - все достоверно и написано с натуры.«Я привел свою картину в полную гармонию. И теперь, хотя бы сто тысяч корреспондентов «Times» разносили меня в пух и прах, я остался бы при своем; я глубоко убежден, что теперь в этой картине не надо ни прибавлять, ни убавлять ни одного штриха». Начиналось формирование Русского музея, и «Запорожцев» приобрел царь Александр III. Стасов сетовал, что полотно не досталось Третьякову.